Моноспектакль «Што-с», представленный вчера в Пушкинском театре драмы, как раз из таких постановок. В его основе - одноименная повесть Лермонтова, которая оказалась последней в его творчестве. Текст небольшой, но чрезвычайно загадочный - обрывается на фразе «Он решился». Литературоведы до сих пор спорят, является ли повесть законченной, и находят массу убедительных доводов как в подтверждение, так и в опровержение этого мнения. Вот и зритель, перечитавший повесть перед походом в театр, заинтригованно ждет, как поймут и обыграют этот финал-нефинал режиссер Алексей Злобин и актриса Ирина Евдокимова.
Каково же удивление, когда спектакль весь, с головы до пят, оказывается увлекательным триллером, а сам ты по ходу пьесы волей-неволей вспоминаешь, что театр (да и жизнь) вообще-то - увлекательная игра, и человек в ней - лишь игрушка звонкой судьбы.
Сам Лермонтов прочел друзьям своего «Штосса» как «шутку», анекдот - собственно, в названии повести и заложен каламбур: Штосс - это и карточная игра, и фамилия владельца таинственной квартиры, и вопрос, обращенный к главному герою.
Моноспектакль уточняет жанр: это «мистификация-скерцо». Первая часть определения настраивает зрителя на то, что его ждет некая намеренная попытка введения в заблуждение, а значит - не обойдется без мистики. Ну а скерцо (в переводе с итальянского как раз «шутка») — это пьеса в живом, стремительном темпе, с шутливыми перекличками тем, неожиданностями-сюрпризами, характерным трёхдольным размером - совсем как в романсе «Белеет парус одинокий», который является одним из музыкальных лейтмотивов этой постановки.
А еще для скерцо характерна подача каких-либо простых явлений в необычном, странном ракурсе, их излом, смещение (вот она, пресловутая романтическая ирония!). Образы спектакля колеблются, будто мерещатся: за ликом призрачного старика просвечивает что-то мефистофельское, в обычной сырости Петербурга притаилась пугающая инфернальщина, в восторженном даре Лугина временами сквозит обывательская пошлость.
В этом пространстве все едино: ужас и восторг, ненависть и любовь, демоны и ангелы, Альдонса и Дульсинея, «скучные песни земли» и «звуки небес». Кажется одно - глядь, а оно оборачивается другим. Качаться на этих романтических качелях чертовски увлекательно - как будто одновременно смотришь фильм, снятый по роману Кинга, и читаешь что-нибудь из позднего Александра Грина. Или идешь в комнату смеха с тем, кому только что пылко признался в вечной любви. Вот такое мерцание смыслов.
Композиционно спектакль напоминает еще одну увлекательную игру - когда берешь камешек, а лучше монетку, и взапуски бросаешь по воде. Все знают, что добиться даже двух-трех подпрыгиваний не так-то просто: придется потренироваться, каждый раз подолгу выискивая в песке подходящую гальку. Правильно подобрать и бросить камешек - целое искусство. В случае со спектаклем его авторы запускают по исходному тексту Лермонтова несколько лейтмотивов, которые обнажают внутреннюю структуру сюжета, рождают новое звучание.
Среди них очень ярко выделяются музыкальные: народная песня «Ах ты, ноченька» (мотив одиночества), ария «O mio babbino caro» из оперы «Джанни Скикки» Пуччини (мотив любви, поиска идеала), баллада «Лесной царь» Шуберта на слова Гете (мотив судьбы и смерти), романс «Белеет парус одинокий» (мотив творчества). Спектакль также опутан целой сетью звуковых, образных и словесно-описательных мини-перекличек («Мишенька!», «Што-с?», «Благодарю», портреты). Иногда камешек, запущенный авторами, залетает так далеко, что текст Лермонтова, словно зеркало, разбивается стихами Пушкина, Некрасова, Маяковского.
Отдельная радость - наблюдать за актерской игрой Ирины Евдокимовой. Фуражка набекрень - и автор уже преображается в дворника Никиту; меняет дикцию, осанку - и перед зрителем уже лавочник; напевает «Камаринского» - смотришь, а уже извозчик погоняет свою лошадку; накидывает шинель - и веет ветром на публику туманный сырой Петербург. У каждого персонажа (а их, оказывается, очень много в 20-страничном «Штоссе»!) - свой характер, внешность, история, язык.
Впрочем, эта кухня настолько интересна, что описывать ее - значит лишить публику, которой еще предстоит побывать на этом спектакле, удовольствия распутать все эти хитросплетения самостоятельно. Ведь постановка приглашает самого зрителя стать игроком и поставить на карту свои заблуждения и мечты. Вы спросите, каким же все-таки оказался финал? На что решился Лугин? Приходите на Пушкина, 13 играть в «Што-с»: у вас все карты на руках.
