Так ведь и было отчего замироточить. Это вам не «Коляда-театр» и не «Сказки для взрослых» Пушкинского театрального фестиваля в Пскове, откуда зрители сами выходили вон даже без «позвольте».
Наш-то Откатай художественного руководителя Псковского театра драмы Александра Кладько породистый, густопсовый, а у вашего муругопегого Угадая с его «лабораториями» Олега Лоевского не доберёшься до породы.
Откатай потому что ездит по накатанной, зазря не провоцирует, а этот ваш Угадай в Москве и Новосибирске, может, и угадал, а в Пскове – не на тех нарвался.
Умеет Александр Кладько потешить провинциальную публику, ничего не скажешь.
Хотя… если продолжать словами из субботней премьеры, «до угонки он годится, конечно, но если на-завладай, то едва ли...»
У нового спектакля Псковского театра драмы, если хотите по-чеховски, красавцы вы мои, «два существенных недостатка: он стар и с коротким щипцом».
Объясняю. Почти месяц назад, перебегая с тогда только что открывшейся выставки Анатолия Жбанова в Псковском музее-заповеднике на который-то по счёту спектакль Пушкинского театрального фестиваля в Псковском театре драмы, я встретила в Детском парке одну прекрасную во всех отношениях даму, которая меня, просто прекрасную, ошарашила. По её мнению, я торопилась с одной непристойности на другую.
О том, что в Псковском театре драмы во время Пушкинского театрального фестиваля творилось какое-то непотребство – она уже была наслышана выше крыши (малой и большой сцен). Анатолия Жбанова как основоположника художественного течения «Путаный разум» и так знает (свят, свят, свят).
С её слов я поняла, что пока Жбанов выставляется в музее, а в Псковском театре драмы проходит Пушкинский фестиваль, она и туда, и туда – ни ногой.
Я ей говорю: «Да ладно вам, сходите сами посмотрите, они не кусаются» (спектакли Пушкинского театрального и картины Жбанова). Дескать, вдруг понравится.
На что она мне гениально ответила: «Помните, как Мария-Антуанетта, узнав, что французскому народу недостаёт хлеба, сказала: «Что ж такого, пускай едят пирожные!»… Так вот. Я хочу хлеба».
Хлеба как зрелищ. А ведь она права. Невозможно накормить пирожными тех, кому недостаёт хлеба. Я теперь понимаю зачем псковичам Кладько.
Приходишь на его новый спектакль «Позвольте вам выйти вон» по произведениям Антона Павловича Чехова – как к себе домой в архетипическую хрущобу. Вон в глубине сцены на коврике висит ружьё – и просвещённый зритель, ещё только поудобнее устраиваясь в своём кресле, уже радуется, как ребёнок, что в третьем акте оно выстрелит (в лице писателя Валентина Курбатова – громко радуется).
На душе у публики заранее теплеет – делается уютно-уютно. Никто ведь не вставляет вам шила в задницу, как на спектакле КЛИМа «Пушкин… Сказки для взрослых», когда рядом со мной сидит прокурор Псковской области и всё первое действие ёрзает, не зная, что лучше: сбежать из зала прямо сейчас или потерпеть до антракта.
Все приличные люди вот так же, наверное, ёрзали тогда на стульях, не понимая, что им более приличествует: вежливо досидеть до перерыва или гордо встать и удалиться из зала, цокая каблуками, даже если вдогонку со сцены будет нестись: «Черти!»
На спектаклях Александра Кладько такого не бывает. Мне всего лишь захотелось залезть под стул, когда Максим Плеханов юродствовал, преувеличенно комично изображая помещика Ломова.
Вот все ругают «синих китов», а как режиссёры обходятся с Максимом Плехановым – так то можно. Мне, правда, больно раз за разом смотреть, как из когда-то подававшего большие надежды молодого артиста лепят ковёрного. Я чуть не замироточила, чесслово.
Спасибо хотя бы за Ксению Хромову в роли дочери помещика Чубукова Натальи Степановны. Как и в «Женитьбе Фигаро», она так хорошо играет, что спасает ситуацию.
А ещё я любовалась на Галину Шукшанову в роли вдовы Мымриной. Вот где чувствуется актёрская порода – та самая густопсовость.
Денис Кугай, как и в «Пиковой даме», к сожалению, играл сам себя, а не телеграфиста Ятя. Я б не поверила, что он актёр, если б не видела, каков он в спектакле «Чёрное молоко». Или в эскизе «Капитанская дочка» лаборатории Лоевского, где Денис виртуозно сыграл Савельича.
А в целом премило. Получилась вполне себе комедия траги, в какой-то момент возвысившаяся до капающего из-под крыши кондиционера, когда заблудившийся на сцене капитан второго ранга Ревунов-Караулов зовёт трубным гласом Человека, а нету.
Никто из человеков не бросается с первых рядов на сцену, чтобы помочь старику отыскать в полутёмках дорогу к боковой двери с занавеской, откуда он явился.
В спектакле КЛИМа было не так, если помните. Там девушка с первого ряда не выдержала – рванула на большую сцену по боковой лестнице, чтобы напоить надорвавшегося под кобылой Чертёнка из сказки про Балду. 
Вот там почему-то Человек себя вспомнил и осознал, а тут – неа.
Может, потому, что искусство, которым занимается Александр Кладько, слишком условно. Настолько демонстративно условно, что и сам Ревунов-Караулов через минуту-две отклеивает свои бакенбарды и прячет в карман, чтобы перевоплотиться в Хора из «Брака по расчёту».
Это те условности, о которых мы условились очень давно. Даже не мы. Этот договор подписан ещё бабушками и дедушками нынешних зрителей с бабушками и дедушками нынешних артистов. Вон же ружьё.
Справедливости ради, должна отметить, что у Кладько чеховское ружьё стреляет не в третьем, а в первом акте. И где-то там между чеховских строк по-новаторски вставлено про сосиску. И Змеюкина хулиганит: «Сейчас меня укачает». А зрители и рады, что создатель спектакля «Позвольте вам выйти вон» не держит их совсем уж за лохов.
Но обидеть Чехова как следует ему почему-то не хватило духу. А ведь сам рассказывал на пресс-конференции, как Антон Павлович обиделся на Станиславского за каноническую, как нам теперь кажется, постановку «Вишнёвого сада», когда из комедии сделали трагедию: «Станиславский всё испортил».
Раз такая традиция – надо было портить дальше. Но, как и было заявлено в афише псковского Чехова, это «одна только малодушная психиатрия и больше ничего».
…А меня всё не отпускают «Сказки для взрослых» КЛИМа. Я думаю: значит, Пушкин сегодня – это Мик Джаггер. Толстой – понятное дело, Джон Леннон.
А Антон Павлович Чехов Александра Кладько – Стас Михайлов, что ли? Похоже на то, судя по восторженным отзывам дам, прекрасных во всех отношениях, как моя давешняя знакомая, которая требовала хлеба-зрелищ…
Не сомневаюсь, что дамы на этот спектакль потянутся. А впрочем. Знаю одну даму, которая сходила на спектакль театра «Мастерская» (откуда «родом» Александр Кладько) «Записки юного врача» (афиша Пушкинского театрального фестиваля) и потом кусала локти, что потратилась на такие дорогущие билеты.
Это я в финале «Записок» силилась протолкнуть комок в горле и смахивала навернувшуюся слезу, гадая, ну вот как. Надо же, единственный герой всего лишь то опускает, то поднимает лампочку над операционным столом, то греет руки у невидимой печурки, щурясь на отблески пламени, а то колышит вереницу белых халатов – а каков эффект!
А она в это же самое время злилась. Потому что опять прекрасная во всех отношениях, а не как я. И готовясь к спектаклю, загодя перечитала Булгакова, а точнее, даже прослушала соответствующую аудиокнигу. А в результате обнаружила, что в театре ей подсунули ту же аудиокнигу – только с картинками.
Поэтому лично для меня самым впечатляющим оказался эскиз «Капитанской дочки» Николая Русского в «лаборатории» Лоевского. С брутальным Лепсом в роли Пугачёва и рыдающей Таней Булановой в роли Маши. Как ни странно. Потому что Русский открыл мне совсем нового, с иголочки, Пушкина, каким его, наверное, воспринимают миллениалы из тех девочек, что громко переговаривались рядом со мной на «Пиковой даме» театра «Кукольный формат»: «Сейчас она ему расскажет…» - «Заткнись! Не расскажет. Книжку надо было читать!».
«Капитанская дочка» Русского - по сути комикс, в котором Пётр Гринёв – старый п… пень в деменции, каким ему и подобает быть в двадцать-то первом веке. Но прекрасные во всех отношениях дамы всё равно обмирают, умиляясь, с каким блаженством он предаётся своим клиповым воспоминаниям.
Однако это безе не смог проглотить даже Дмитрий Месхиев, которому кондитерские изыски Николая Русского почему-то напомнили пионерскую самодеятельность из детства.
Зато от другой лабораторной поделки – испечённой правнуком старца Иаонна Крестьянкина коврижки под названием «Моцарт и Сальери», запершило в горле у самого Валентина Курбатова. Он сразу развспоминался, каких ему доводилось вкушать пирожных на тот же сюжет.
Оказывается, два самых интересных на его памяти Сальери были: один в тюремной робе («нередко, просидев в безмолвной келье два, три дня, позабыв и сон и пищу…»), другой – в двубортном френче первого секретаря обкома партии. Который первый секретарь, диктовал своей секретарше, «одетой в одни ресницы»: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше…» После к которому-то из этих двух Сальери выбегал Моцарт «двенадцати лет» «в рубашке апаш», «безмолвно танцевал под битлов» и падал замертво.
С тех пор Валентин Яковлевич уверился, что «Моцарта можно только намолчать или станцевать с битлами».
Но псковичам, конечно, надо сперва налопаться хлеба – да так, чтоб от пуза. Уже и то хорошо, что Александр Кладько, по его же собственному выражению, нынче замесил такое тесто, что оно (его слова) само начало вылезать за края нашей кастрюли. Он-то намеревался состряпать всего лишь «витаминку для Пскова в плохую погоду», а спектакль «Позвольте вам выйти вон» как-то сам собой перелился в «пронзительно светлую грусть».
Ну так и быть, беру свои словам обратно: Кладько всё-таки «испортил» нам Чехова. Чуть-чуть, но по-станиславски испортил (вон, даже у меня крыша замироточила))
