«Обыкновенное чудо» Шварца шиворот-навыворот, как надетый на артиста Сергея Попкова мехом наружу овечий тулуп, – вот что такое пьеса Олега Михайлова про Ивана Крылова «Нави Волырк – капитанский сын».
Режиссёр Елена Павлова заодно вывернула наизнанку «Машу и Медведя», «Ворону и Лисицу»… И заставила трёх сказочных медведей смотреть, как никто, абсолютно никто ест из их тарелки.
Хвостову как-то Бог послал кусочек сыру
В программке эти три медведя (Виталий Кобец, Анатолий Митюк и Максим Плеханов) обозначены как «мужики деревни Курёхино», потому что исполняют на свистках и с помощью некой неописуемой рогатины, на которую натянуты струны, «ку-ку, фи-фи» Сергея Курёхина.
А вместо Маши к мохнатому главному герою приходит его внебрачная дочь Сашенька (актриса Илона Гончар).
Но ей попался не такой добрый Медведь, как в мультфильме: этот бьёт девочку Сашу. И на его панцирной кровати не попрыгаешь – наступай на металлическую сетку осторожно. Не урони чашку, а то влетит.
В басне «Крылов и Хвостов» («Уж сколько раз твердили миру, что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок…) тоже всё не так, ребята.
Медведь-Крылов лестью выманивает у мышиного графа Хвостова листки с его новыми виршами («Не скупитесь, граф, и дайте мне два-три экземпляра»), чтобы ими подтереться (баснописцу приспичило).
Литератор Хвостов зато остался с сыром во рту. Посмертно.
Скелеты в шкафу
Теперь об антураже. Действие спектакля происходит в зазеркальной нави (Нави живёт в нави) – за стеклом трёх опасно накренившихся над сценой старинных шкафов со скелетами.
Декорации – как на десятый день новогодних каникул, когда «ирония судьбы» превращается в сарказм злого рока: повсюду разбросаны ошмётки блестящей магнитофонной ленты, больше похожей на сверкающую ёлочную мишуру, у главного героя остался в запасе всего один мандарин, а ёлку уже вынесли.
Хотя нет, ёлка спрятана в одном из зеркальных шкафов – ею по ходу пьесы принакроют трупы переводчика «Илиады» Гнедича и поэта Хвостова.
Что касается героев второго плана, то кривого «язву Гнедича, славного нашего переводчика «Илиады» играет, конечно же, переводчик Денис Кугай. У него монокулярная повязка со стразами (глаз-алмаз?), коробочка монпасье для вечно голодного Нави Волырка и коронавирус, от которого он убедительно испускает дух прямо на глазах у почтеннейшей публики.
У графа Хвостова (его играет Андрей Ярославлев) только сыр в кармане и посмертная маска мыши.
Оба, как уже было сказано, нашли себе упокоение в кресле под новогодней ёлкой. Особенно мучился перед смертью Гнедич. Сразу видно, что непривитый.
Убитый убитого везёт
Главный герой тоже не производит впечатление живого человека: он общается с залом с помощью магнитофона-кассетника, на который записывает свои мемуары. И уже одно это делает его ископаемым. Он не только медведь, а почти динозавр – ровесник татаро-монгольского ига и чёрно-белого кино, если атрибутировать его по меркам фильма «Холоп».
По ходу пьесы выясняется, что он дважды убит ещё ребёнком. Сперва его Пугачёв заочно повесил как сына капитана Яицкой крепости и чуть не уморил голодом во время осады, а потом он сам себя приговорил, когда, заигравшись в «пугачовщину», казнил мельничихина сына.
Мальчика успели вынуть из петли и привести в чувство, но в ту же ночь он всё равно умер. А вместе с ним куда-то запропастился и прОклятый Мельничихой Ваня Крылов, которого с тех пор как подменили. На ненасытное и грязное животное. Вдобавок с «медвежьей болезнью».
Напуганный смертью, измученный голодом и бедностью, он ещё в молодости придумал затаиться под псевдонимом «Нави Волырк» – да так и не снял маски, считают его биографы, которые уже давно догадались, что вся его жизнь – гениальная мистификация или, если хотите, басня.
Ведь даже про девочку Сашу доподлинно ничего не известно. Когда баснописца Крылова застали дома одного с раскричавшимся грудным ребёнком, он уверял, что она подкидыш. И до последних дней говорил знакомым, что нянчился с ней и её детишками из милосердия.
А сам завещал Сашиному мужу всё своё наследство.
Едреня Феня
Впрочем, в спектакле Елены Павловой, как и в пьесе Олега Михайлова, «жеводанский зверь» Нави Волырк сходу признаётся охотнику на медведей, что прижил Сашеньку от своей экономки Фенюшки.
Протоиерей Димитрий Смирнов как раз в день псковской премьеры назвал таких фенюшек «бесплатными проститутками».
Режиссёр Елена Павлова как в воду глядела и заранее свою Фенюшку реабилитировала.
Это прошлогодняя псковская Фенюшка вполне соответствовала влажным фантазиям протоиерея Смирнова, а теперешнюю не узнать.
Тут необходимо напомнить, что спектакль «Нави Волырк» был зачат на псковской сцене ещё в июне вне брака как эскиз для режиссерской лаборатории «Театр про писателей». Но тогда в нём не было ни Гнедича, ни Хвостова, ни мужиков, которые бы косплеили трёх медведей.
Инфернальному Сергею Попкову подыгрывали лишь Сашенька в шапке с медвежьими ушками да Фенюшка в чепчике с куриным гребешком.
Фенюшка (её играет Нина Семёнова) с тех пор претерпела самую заметную эволюцию. Она больше не жена по вызову и не оборотень. Из бодрой наседки, которая только что не кудахтала, подавая Нави Волырку запечённую курочку, она вдруг превратилась в кого-то типа Нади Шевелёвой, которая осталась с Ипполитом (это меня разбросанный по сцене и привязанный к вентиляторам дождик из магнитофонной ленты не отпускает).
А в свободное от нежностей время Фенюшка теперь чистит Левиафану рыбу.
Кто этот мощный старик
Вру, конечно. До таких смелых метафор спектакль Елены Павловой не дотягивает. Он про локальную человеческую драму. И это One Man Show.
Июньский эскиз открыл столичным критикам псковского актёра Сергея Попкова, который, казалось, умеет держать сколь угодно длинные паузы.
Но уже и тогда режиссёр затянула действие до невозможности, бессовестно эксплуатируя богатейшую натуру одного из ведущих артистов Псковского театра драмы.
Готовый спектакль стал чуть ли не вдвое длиннее. И очень похоже, что только за счёт ещё более тягучих немых сцен. Финальная стала для меня настоящей пыткой.
В конце спектакля главный герой неподвижно смотрит в нависающее перед ним зеркало минут десять, не меньше – так что мне самой захотелось кого-нибудь укусить. И в эти несколько мучительных минут я, спасибо режиссёру, наконец-то всерьёз задумалась: а так ли уж всегда оправдано наше человеческое терпение. Не должны ли мы хоть изредка давать волю своим животным инстинктам: р-р-р-р-р...
Но если говорить про бенефицианта Сергея Попкова, который вчера отпраздновал свой юбилей, то спектакль Елены Павловой, поистине, стал его триумфом.
Молодец среди овец
А пьесу Олега Михайлова жалко. Мне кажется, она не только о том, как медведь всю жизнь прятался под овечьей шкурой, да так и помер овцой.
Ведь этот до усрачки трусоватый старик с вывернутым наизнанку знаменитым именем, у которого одна проблема: как бы это и курочку съесть, и не обделаться («Ты всё ела? Это дело!»), – мается той же самой маетой, что и все мы.
Он до того ловко приноровился говорить сильным мира сего, что он о них думает, на примере тычинок и пестиков мартышек и ослов, что и сам деградировал до инфузории.
А теперь жалеет, что его жизнь прожили другие: «Я стоял и думал. Почему он, мальчишка Кюхельбекер, не обделался со страху, а вышел с товарищами на площадь, когда остальные лишь шептались по гостиным, как бы так справедливей обустроить Россию, но при этом и начальство разгневать. И кто из нас двоих с Кюхельбекером жизнь свою спустил в нужник? Он — что закован был в железа, а потом ослеп на каторге. Или я — который смолоду так испугался, что потом за всю жизнь ни единой мысли своей открыто высказать не смел?»
«В волчье время жил великий баснописец…», – оправдывал Крылова «рыцарь книги», советский библиофил Николай Смирнов-Сокольский, которому были отведены годы с 1898-го по 1962-й («жеводанскому зверю» и не снилось).
Короче, я бы хотела, чтоб за те час сорок минут, пока идёт спектакль, зрители вместо того, чтобы ёрзать на стульях в тоске по нужнику, и правда начали рычать.
Но, видно, уж такое нынче «человечье» время, что опять пронесло.